в тему последних разговоров подумалось.
в перелете Париж-Петербург мне попался интересный собеседник. мужчина уже в возрасте, невысокий, очень интеллигентного вида. особенно мне запомнилась его бабочка, очень уместная к темному костюму с бронзовыми пуговицами, его кожанные тапочки и рядом стоящие великолепно начищенные черные ботинки дорогой марки. никогда бы его не приняла его за российского гражданина и по внешнему виду, и по великолепному британскому английскому (а потом и французскому). усевшись в кресло я стала перекладывать из кармана рубашки наши мексиканские паспорта и доставать российский, что вызвало интерес моего соседа и началась неспешная беседа.
помню, в какой-то момент зашла речь про то, как заграничная жизнь влияет на тебя самого и твои взгляды на мир. я стала ему рассказывать, как сильно на меня повлияла первая сознательная поездка за границу, когда участвовала в одном из первых обменов школьниками СССР-США, дав такой мощный заряд на будущее, что я взлетела ракетой. он мне стал сетовать, что с его сыновьями этого не произошло из-за пресыщенности поездками, они еще с самых застойных советских времен очень много разъезжали по заграницам всей семьей. (я так и не спросила, кто он, да и зачем, птицу сразу по полету видно).
и вот задумалась я о пресыщенности и о необходимости встрясок. как легко привыкнуть к создавшейся вокруг тебя жизни и потерять жизненный ориентир, прямо как я сейчас. хотя в моем случае совсем клиника. трясти трясет и еще как, а ориентиры так и не находятся по идее нужно было бы зажмуриться и броситься на что-нибудь. например, совсем тривиально пойти на работу. так ведь боязно же. хорошо я попросила Маурисио после нашего возвращения в Остин не обращать внимания на мои страдания и дать мне хороший подзатыльник. Чтобы даже мысль не возникала о том, чтобы опять забиться в комфортную берлогу.